Лабиринт для мудреца

Лабиринт для мудреца

01.04.13 Фонд Головина, Евгения Всеволодовича
Головин Евгений Всеволодович 02.06.2002
Некоторые особенности лабиринта

У Каспара фон Лоэнштена, немецкого поэта семнадцатого века, есть стихотворение под названием “Надпись над входом в лабиринт”:

Глаза бесполезны в бесчисленных поворотах,
Зрячему и слепцу одинаково выхода нет.
Живой уже умер. Мертвый ждет воскресенья.
Только мудрец доволен, попав в лабиринт.

Своеобразные субъекты эти мудрецы, коли им по душе абсолютно гиблая ситуация. Что жизнь человеческая суть лабиринт, это течет в нашей крови и понятно без рассуждений. В данном контексте следует добавить: понятия прошлого и будущего, а следовательно, злой и счастливой судьбы бесмысленны в лабиринте, где царит тягучий настоящий момент.

Нонсенс воплощения идеи окружности в “Символике креста” Рене Генона: сколь бы усердно не вонзалось в бумагу острие, сколь бы хорошо не держался угол циркуля, конец не совпадет с началом, исток не вольется в собственное устье. Замкнутый круг невозможен, ибо идеальной плоскости не бывает. Сколь бы не стремились друг к другу концы кривой линии, сомкнуться им не удастся ­ всегда останется минимальный зазор. С прямой дело обстоит не лучше ­ ее равным образом исказит отсутствие идеальной плоскости.

Трехмерность – понятие условное и прагматическое.

Мы ловим неуловимое пространство воображаемой геометрической сетью, “исправляя и улучшая” наше восприятие. Ученые не доверяют ни глазам, ни ушам своим, но весьма довольны микроскопом и телескопом, поскольку инструменты эти растворяют индивидуальные зрительные особенности в стерильной и “объективной” одинаковости. Так же точно окружности и прямые линии ректифицируют неточности прихотливого разнообразия мира, отраженного в синих, черных или зеленых глазах.

Современное познание инструментально и социально.

Коллективный научный разум пустяками не интересуется и пренебрегает минимальными зазорами ­ ведь иначе никакой теории не построишь. Любимое выражение: “для удобства и наглядности будем считать” минимальное движение за покой, минимально неправильное движение за равномерное прямолинейное, минимальное неравенство за равенство, максимальную удаленность за бесконечность и т.д. Если начертить с десяток окружностей разного размера и колорита, назвать одну “кольцом Венеры”, другую “оком небытия”, третью “восторженной песней лазури” и сказать: ничего общего меж ними нет, нам возразят: всё это ­ окружности. Здесь безусловное отличие мышления абстрактного от примитивно­конкретного.

Этнограф Сент­Ив Венсан, который прожил несколько лет в одном из племен ирокезов, вспоминает как трудно было объяснить индейцам цифры и цифровой ряд. “Старый Вассавити очень недоверчиво следил как я в сотый раз считаю хемлок, сосну и клен и вытягиваю три пальца три, понимаешь ли, три дерева. Что такое дерево, недоумевал он. Дерево это дерево, кричал я, хлопая по сосне. Погоди, остановил меня индеец, ты хлопаешь не по своему “дереву”, а по сосне. Что тут поделаешь? Ты согласен, старик, что клен это не медведь. Вассавити объявил, что в жизни не слышал подобной чепухи. Потом рассказал, как на его глазах убегающий от охотников медведь обратился в клен, а потом, когда опасность миновала, стряхнул с себя кору, листья и неторопливо удалился. Я растерянно молчал. Старый Вассавити покачал головой и принялся меня поучать. Число три, провозгласил он, нельзя показывать на пальцах ­ это знак черного колдовства. Вот смотри, заключил индейский мудрец, сосна, хемлок и клен часто враждуют меж собой, какие уж тут числа. Но вот белка на сосне, а также гнездо ворона. Сосна, ворон и белка очень дружат, можно сказать, одна семья. Вот тебе число три. А твои деревья…Вассавити махнул рукой и побрел в лес”. (Сент­Ив Венсан. Воззрения ирокезов на природу. 1972)

Рациональное познание, основанное на сведении множества индивидуальных вещей к приблизительному тождеству, основанное на идеях равенства, либо­либо, причинно­ следственной связи, никакого отношения к жизни личности не имеет. Точность вращения земли и движения планет порождена коллективным опытом определенного социума. Почему­то мысль о подобной точности возникла после изобретения механических часов, после унификации глубоко индивидуальных переживаний времени и пространства.

Уильям Блэйк так выразил принцип индивидуальности:

И каждое пространство, которое человек видит, Пребывая на своей крыше или в саду, или На холме двадцати локтей высоты, это Пространство ­ его вселенная­

И если человек переселяется, его Небо переселяется вместе с ним.

Интеллектуальное индивидуальное усилие должно быть направлено на познание собственного неба в частности, собственного микрокосма вообще. У индивида, пока он не растворился в социуме, нет никакой судьбы, никакого прошлого или будущего, поскольку хронология, причинно­следственная связь событий и предсказуемость действий основаны на равномерном движении, прямых линиях, циклах и прочих социальных условиях и договоренностях.

Как выглядят естественные пути одинокого человека, лишенного ориентиров, то есть мнимо неподвижных точек и четких направлений?

Крайне своеобразный американский писатель Чарльз Форт много лет собирал информацию о явлениях необычных и любил оригинально трактовать обыденные ситуации. Фрагмент его книги “Ло” озаглавлен так: “Рисунки маршрутов странников, которые заблудились в девственных лесах и пустынях”. Все без исключения рисунки напоминают лабиринты. “Очевидно, ­ полагает Чарльз Форт, ­ странники, блуждающие без компаса в ночных пустынях и лесах, повинуются первичному иррациональному побуждению, ибо пространство суть лабиринт”.

Неожиданное и случайное здесь не исключение из предсказуемой закономерности, но естественная реальность одинокого человека. Режим подобной реальности ­ катастрофа для персоны общественной. Любопытен рассказ Г.Ф. Лавкрафта: космонавт, то есть представитель научного коллектива, попадает на Венере в прозрачный лабиринт. Обычный пейзаж вот он, совсем рядом, но тело постоянно натыкается на неумолимые, совершенно прозрачные стены. Паника, безумие, гибель.

Радикальная нестабильность бытия, беспокойство, неуверенность, экзистенциальный страх сопутствуют поискам “выхода”: жизнь ­ лабиринт, необходимо найти “смысл и центр сущего”, иначе­Так полагают “люди земли” и напрасно полагают: лабиринт это путь от земли в Океанос, космическую стихию воды, где представления о земной ориентации бесполезны. Космогонии лабиринта, известные с глубокой древности, всегда связаны со стихией воды. Уильям Блэйк:

Мировая раковина ­ вогнутая земля Лабиринтальной запутанности, земля, Испещренная извилистыми ущельями Двадцати семи уровней плотности.

Поэт, разумеется, не придумал “мировую раковину”, мы встречаем нечто подобное в книге Атанасиуса Кирхера (17век) “Mundus subterraneus” (“Подземные миры”): “Земля ­ раковина в Океаносе. Эту концепцию стоика Посидония разделяли Дунс Скотт, Иоанн из Солсбери и другие благочестивые философы. В беспрерывной борьбе и переплетениях стихий квинтэссенция образует золото­перламутровые средоточия, называемые звездами”.

Кирхер ­ креационист и, несмотря на своеобразие его космогонии, ищет во всем промысел Творца. В странной и сложной мифологии Блэйка тоже присутствуют силовые линии активных теофаний. Зачем мы об этом упоминаем? А вот зачем. Стремление к логической упорядоченности подает надежду на ту или иную степень познаваемости космического лабиринта.

Утверждение итифаллоса, греза об автономии светового мужского начала в беспредельной женской ночи. Стрела, копье, угломер, циркуль ­ прямая линия в измерении, завоевании волнистых изгибов. Многократно умноженные стороны вписанного в круг правильного многоугольника почти совпадут с этим кругом. Однако всегда останется минимальный зазор, принципиальная недоступность цели.

Пасифая, Ариадна, Тезей ­ главные ли участники мистерии лабиринта? Нет. Здесь разыгрывается драма богов ­ Посейдона, Гелиоса, Диониса. Пасифая, мать Ариадны и дочь Гелиоса, отдалась бешеной страсти к быку Посейдона (возможно, это был сам Посейдон) и родила человеческого монстра с головой быка, Минотавра. До или после этого события, ибо мифу чужда хроническая последовательность, Ариадна танцевала на празднестве

Диониса; согласно фигурам ее танца Дедал построил лабиринт. Этот лабиринт ­ храм Минотавра, медиатора меж стихиями воды и земли. Равно как титаны растерзали Диониса в метаморфозе быка, Тезей­цивилизатор убил Минотавра, обманув Ариадну мнимой своей любовью.

Не надо забывать: греческие мифы дошли до нас в жестокой христианской редакции; с большим трудом, в сравнении множества фрагментов и цитат достигается смутное представление о языческой культуре. Сложнейший миф о Минотавре упростился до поучительной сказки про монстра­людоеда и героя­гуманиста. Почему же, интересно знать, в гомеровых гимнах Минотавр назван “повелителем мистерий, дарителем нового тела”? Почему Иоганнес Рейхлин (15­16в.), один из начинателей греческой филологии, интерпретируя миф о критском лабиринте, переводит слово “танатос” (смерть в принятом значении) как “исчезновение из поля зрения”, “атанатос” (бессмертие) как “появление в поле зрения”?

Активная патриархальная цивилизация игнорирует все это, прямолинейная фаллическая агрессия, требующая результата здесь и теперь, убивает магические горизонты бытия. Отсюда ненависть к Дионису во всех его ипостасях цивилизаторов законодателей ­ Ликурга, Персея, Пентея, отсюда предельное унижение его священных животных ­ быка и козла. Игры по укрощению быка, ритуальное убийство быка ­ впоследствии коррида ­ все это наследие крито­микенской андрократии. Во времена христианства подобная ненависть достигла апогея ­ имеется в виду изображение дьявола в виде козла. Дело понятное ­ культы Диониса, Минотавра, Ариадны угрожают военно­ трудовой организации порядка вещей. Патриархальным доминаторам очень по сердцу мысли о небесно санкционированной иерархии бытия, об антропоцентризме, о страдании, искуплении, дисциплине, о том, что лавры, цветы и наслаждения это не общее достояние, но награда избранным и все прочее в таком духе.

Мистерии Диониса, посвящение в культ лабиринта предлагают роскошь изобилия, абсолютное наплевательство на земную жизнь и ее бескрылые катастрофы, ослепительное безумие карнавала, опьянение, ведущее к божественному in excelsis.

Ариадна. Счастье быть покинутой Тезеем, счастье стать женой Диониса, корона Океаноса, добытая божественным возлюбленным, корона в ее дивных волосах и одновременно созвездие Короны, Corona Borealis. Лабиринт Минотавра ­ путь в стихию “формообразующей воды”, далее изгибы, повороты энергического пространства к созвездию­

http://golovin.evrazia.org/?area=works&article=72


Читать блог автора
Постоянная ссылка:
Оцените и поделитесь своим мнением